Как музыка помогла Тори Эймос пережить изнасилование

«У меня реально хороший терапевт»

«Вы можете смеяться. Действительно забавно, что за вещи тебе приходят в голову в такие моменты, — поёт со сцены Тори Эймос, взрослая дочь методистского священника. — Например: я никогда не была на Барбадосе, так что из этой ситуации точно надо как-то выбраться». Её голос звучит без аккомпанемента, в полной тишине перед многотысячной толпой: «Ну да, на мне была красная юбка в обтяжку». «Me and a Gun» — песня про опыт изнасилования, который она пережила в 21 год. В 90-е певица исполняет её на каждом своём концерте. На ней яркое платье, макияж, у неё кудрявые рыжие волосы. В интервью для телевидения поклонницы задают ей вопросы: как вам вообще удалось с таким опытом снова обрести ощущение собственной сексуальности, не бояться надевать платье, почувствовать себя самостоятельной? Выходить на сцену так, как вы выходите? Тори берёт их за руки и с улыбкой отвечает: у меня реально хороший терапевт. Прежде чем она стала способна настолько открыто говорить о собственном опыте, прошло около десяти лет.

Трагедия, которая изменила жизнь

Тори Эймос играла и пела в клубах с юности. Родители поддерживали её выбор, в детстве отец надеялся, что Тори вырастет концертной пианисткой или станет писать религиозную музыку. Впрочем, когда он понял, что так не случится, на степень его веры в дочь и готовности помочь ей это не сильно повлияло. Когда ей было 13, он спросил, что она хочет делать, если не собирается «играть на концертах музыку мёртвых мужчин из разных столетий». Тори ответила, что хочет играть собственную. Он сказал: окей, одевайся, пойдём — и они начали стучаться в двери клубов в городе Силвер-Спринг, штат Мэриленд. В каждом он просил: «Возьмите мою дочь выступать у вас. Она очень хорошо играет на фортепьяно». Поначалу согласились только гей-клубы. Позже Тори рассказывала, как сильно эта среда повлияла на неё: «Эти великолепные, храбрые мужчины научили меня всему: наряжаться, краситься, быть смелой, быть нежной — короче, быть женщиной». В первые годы отец сопровождал дочь на каждом концерте, но после семнадцати уже в основном помогал её карьере тем, что рассылал по почте её многочисленные демо-кассеты.

В 1984-м, когда девушке был 21 год, после концерта человек, «которого она считала другом», попросил её подвезти его домой. В машине «друг» достал нож, стал угрожать, что отвезёт её к своим друзьям и убьёт. В этой ситуации Тори провела несколько часов, в течение которых, среди прочего, насильник заставлял её петь религиозные гимны. Несколько лет девушка о случившемся не то чтобы совсем молчала — она говорила с подругами, но те не понимали толком, что им со всей этой информацией делать. Эймос не обратилась за профессиональной помощью, не подала на насильника заявление в полицию. «Это не так просто. Закон не защищает женщин в большинстве подобных ситуаций. Я была певицей в баре, ради всего святого. Я откровенно одевалась. Поверьте, моё дело было бы проиграно ещё до того, как они дочитали бы заявление», — объясняла она в откровенных интервью, которые давала в начале и середине 90-х годов.

Далеко не все эти интервью были посвящены музыке, многие как раз фокусировались на истории, описанной выше. В 91-м у Тори вышел первый самостоятельный сингл, на котором было четыре песни, две из них были связаны с той самой ночью. В 92-м она выпустила дебютный альбом Little Earthquakes, куда эти песни тоже вошли, а в 94-м стала соосновательницей RAINN (Rape, Abuse & Incest National Network) — крупной некоммерческой американской организации по оказанию помощи жертвам сексуализированного насилия в семье и вне её. Творческая и активистская деятельность Эймос при любом появлении на публике были неразделимы, она охотно и много общалась с журналистами.

В пересказе со стороны сейчас это выглядит как грамотный маркетинговый план, но, судя по всему, тогда события развивались достаточно спонтанно. Записывая альбом, партнёр и продюсер Эймос Эрик Росс пытался отговорить её выпускать настолько откровенный дебют: «Ты с ума сошла? Это же твоя личная история». В разговоре о сексуализированном насилии важно различие между двумя термами: «жертва насилия» (victim) и «переживший / пережившая насилие» (survivor). Эти слова описывают две разных стадии отношения к травме: из первой сказать практически ничего невозможно, вторая же является стартовой точкой процесса освобождения от травмирующего опыта. Видимо, именно возможность сделать тайное максимально публичным стала для Эймос шагом к тому, чтобы перейти из стадии «жертвы» в стадию «выжившей» — и она серьёзно взялась за тему сексуализированного насилия, как только получила доступ к широкой аудитории. В клипе на песню «Silent all these years» метафора проведена в лоб: экранизируя англоязычное выражение to box in your emotions, певица буквально проводит часть видеоролика внутри деревянного ящика. В этом же образе она появляется на обложке альбома.

Когда Эймос выпустила эти песни, она не могла до конца предсказать, какой эффект это окажет на слушателей. Письма сыпались сотнями, женщины подходили к ней после концертов, начали выходить телесюжеты. Однажды юная девочка, потеряв сознание, оказалась в гримёрке Эймос и на вопрос, почему она не хочет идти домой, ответила, что дома её каждый день насилует отец. Тори после консультации с адвокатами поняла, что она девочку легально с собой никак вывезти из штата не может, и в этот момент задумалась о том, что пора как-то систематизировать свои амбиции по оказанию помощи. Именно так она стала амбассадором RAINN, которую основала вместе с доктором Скоттом Берковицем.

Особенности травмы насилия

Исследования показывают, что очень часто жертвы сексуализированного насилия какое-то время не предпринимают по поводу случившегося никаких конкретных шагов. Не находят слов, боятся чужой реакции. Многие просто не готовы заговорить, рассказать, поделиться — а значит, не могут получить помощь и начать процесс, который позволит им освободиться от травмы. Именно поэтому эпизоды насилия в кино и в массовой культуре так важны: часто именно они становятся триггерами для жертв, которые переживают повторно свою реакцию на травмирующее событие, находят спустя годы слова и начинают о нём говорить. Для самой Эймос таким триггером стал фильм «Тельма и Луиза», в котором есть сцена, где одна главная героиня спасает другую от насильника на парковке. На этой сцене неожиданно для самой себя Тори начала плакать так громко, что людям пришлось от неё отсаживаться.

Именно таким триггером ретравматизации, в свою очередь, стала песня «Me and a Gun» для огромного количества девушек, переживших сексуализированное насилие. Те из них, кто согласился дать интервью тележурналистам, отмечали: им было легче заговорить о случившемся после этой песни потому, что её текст «ничего не говорит о стыде». Героиня просто описывает, что произошло с ней, — и ещё немного рассказывает о том, какая мечта (казалось бы, нелепая — посетить Барбадос) помогла ей в момент травмы не сойти с ума. Одна из таких девушек, Шэннон Ламберт, создала сайт, который так и назывался: «Добро пожаловать на Барбадос». Яркие метафорические образы могут много значить для людей, которые пережили схожий сложный опыт: с них часто проще начать разговор, прямые слова ранят гораздо сильнее. Сайт быстро стал местом, где другие девушки делились своими историями, и так многие из них впервые нашли безопасное место для подобного разговора.

За 25 лет, которые прошли с тех пор, много чего случилось. Тори выпустила альбом, связанный с собственными корнями (предки её матери были индейцами чероки), выступала в защиту климата, бережного отношения к природе и к коренным народам США. Продолжала общаться со своими поклонниками и давать им возможность поделиться своими переживаниями, например во время своего тура после 11 сентября. Когда весь мир захватили скандалы, связанные с движением #MeToo, Эймос выступала публичным спикером по этой теме уже больше двух десятилетий. Она продолжает активистскую деятельность и сегодня — возможно, с меньшей активностью, но вряд ли с меньшей убеждённостью. Но главное — Тори наконец перестала исполнять песню «Me and a Gun» на каждом своём концерте. А число пострадавших от сексуализированного насилия и их родственников, которым так или иначе оказала помощь организация RAINN, достигло 3,7 миллиона человек.