Как электрошок довел Хемингуэя до самоубийства

Начало конца

В прекрасный октябрьский день полугодом ранее Эрнест обедал со своими друзьями в дорогом мадридском ресторане, затерянном среди живописных улочек древнего испанского города. Он ел печень, запивая вином, и мило разговаривал о чём-то с пришедшими вместе с ним девушками. «Казалось, он снова получает удовольствие от жизни — так, как великолепно умел делать прежде», — вспоминал потом обедавший вместе с ним Аарон Эдвард Хотчнер. Преданный друг писателя, он написал впоследствии мемуары о нобелевском лауреате, которые назвал «Папа Хемингуэй». Внезапно что-то произошло. Эрнест схватил за рукав официанта, принёсшего салат, и стал кричать на него. Чем тот вызвал гнев писателя, никто так и не понял, но дело кончилось тем, что Хемингуэй набросился на беднягу с кулаками. Усмирить драку не удалось даже хозяину ресторана, старому знакомому Эрнеста. В конце концов писатель разъярённо швырнул пачку песо на стол и навсегда покинул заведение.

Когда друзья вернулись в отель, Хемингуэй разделся, лёг в кровать и четыре дня не вставал. Каждый день он откладывал возвращение в Америку. Эрнест волновался, что авиакомпания приняла новые правила багажа и он не сможет перевезти сотни снимков корриды, которые сделал в Испании. «Я не поверил собственным ушам, — вспоминал Хотчнер. — Все годы, что я знал Эрнеста, он всегда путешествовал с огромным багажом, и порой за избыточный вес приходилось платить больше, чем за сами билеты». Никогда прежде писателя это не смущало, но теперь ничто не могло его переубедить, даже письменное разрешение из офиса авиакомпании. В конце концов пришлось лететь более долгим рейсом на старом самолёте, потратив на дорогу 14 часов вместо семи.

Участившиеся страхи Эрнеста тогда походили на обычные, хоть и неприятные неврозы, простительные стареющему писателю, побывавшему на нескольких войнах. Однако состояние Хемингуэя с каждым днём ухудшалось. Когда Хотчнер спустя непродолжительное время снова встретился с товарищем, тот страшно изменился. Писатель, ставший иконой стиля для целого поколения (мода на бороды, свитера и военные брюки проникла даже в СССР), отвратительно выглядел и стал изменять своим прежним привычкам: отказывался от любимого развлечения — охоты, перестал собирать своих старых друзей по пятницам смотреть соревнования по боксу. Кроме того, Хэмингуэй был убеждён, что агенты ФБР ежеминутно следят за ним, собирают против него улики и пытаются пришить ему дела о растлении малолетних и неуплате налогов. Писатель перестал общаться со многими своими знакомыми, заподозрив в них предателей, и опасался спрятанных повсюду жучков.

Электрошоковая терапия

Известный нью-йоркский психиатр определил состояние Хэмингуэя как маниакально-депрессивный синдром и посоветовал лечь на обследование в клинику Мэйо. 30 ноября чартерным рейсом на маленьком самолёте Эрнест прилетел в Рочестер в штате Миннесота, чтобы стать пациентом психиатрической клиники. Весь небольшой городок представлял из себя возвышающийся в центре небоскрёб больницы и расположенные вокруг него многочисленные отели, в которых останавливались приезжающие сюда со всего мира пациенты и их родственники. Эрнесту запретили пользоваться телефоном, сократив связь с внешним миром до обмена письмами и ежедневных встреч с женой, которая поселилась неподалёку. За месяц пребывания в больнице Хэмингуэя 11 раз подвергали электрошоку. По словам жены, Эрнест тяжело переносил эту процедуру, страдая даже больше физически, чем душевно.

О целесообразности и гуманности ЭСТ (электросудорожная, она же электрошоковая, терапия) психологи спорят до сих пор. Одни считают этот метод варварским пережитком прошлого, другие — эффективным методом лечения некоторых психических заболеваний. Так или иначе, даже сегодня никто из врачей до конца не понимает, как эта процедура работает. Говорят, лечение электрическим током практиковалось ещё в Древнем Риме, когда для этого использовали скатов. Последующие попытки лечить электричеством истерию и неврастению проводились уже в Новое время. У истоков ЭСТ в его современной форме стоит венгерский психиатр Ласло Медуна, который в начале 1930-х годов считал, что посредством судорог можно излечить пациента от шизофрении. Сперва он пытался вызвать судороги при помощи разнообразных препаратов, но, опасаясь серьёзных осложнений, стал использовать для этого электрический ток. Чтобы сократить количество переломанных во время процедуры костей, учёный также стал давать пациентам анестетики и миорелаксанты.

В конце 1940-х годов в США и Великобритании получила распространение так называемая «регрессивная» электросудорожная терапия. Посредством частых и продолжительных воздействий электрическим током больного шизофренией человека доводили до состояния маленького ребёнка. Несчастный полностью терял память, утрачивал способность ходить и говорить и был вынужден принимать пищу с ложечки как годовалое дитя. Такие методы лечения в скором времени вызвали критику у медицинского сообщества, и в 1960-е годы начался период упадка ЭСТ. Во многих произведения массовой культуры того времени, например в книге Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», этот вид лечения изображался как жестокое и варварское средство для наказания пациентов; психиатры, практикующие ЭСТ, считали такое представление художественным вымыслом, не имеющим ничего общего с реальностью.

Теперь я не могу писать…

После прохождения курса ЭСТ и длительной госпитализации Хемингуэй сильно похудел. Хотчнер, которому разрешили, наконец, навестить друга, отметил, что у Эрнеста изменились даже черты лица и манера поведения. Писатель мило общался с докторами, шутил и смеялся, но когда остался с другом наедине, моментально снял маску добродушного старика. «Зачем всё это было, если в результате им лишь удалось отнять у меня моё главное богатство — мой разум и память. Теперь я не могу писать… Чего эти специалисты по электрошоку не знают, так это что такое писатель; они не имеют ни малейшего понятия о сострадании и раскаянии…»

Работа над книгами для Хемингуэя была своего рода ежедневным ритуалом, важнейшей составляющей его жизни — во многом придававшей смысл каждому прожитому дню. Держаться в строю и писать каждый день от 500 до 1200 слов Эрнесту помогало множество правил, мелочей и условностей. Хемингуэй предпочитал писать стоя. Он начинал рано утром после рассвета, когда ещё не слишком жарко, а телефон и посетители не мешают работе. Эрнест не любил подвергать творческий процесс излишнему вниманию, считая, что это может негативно повлиять на его хрупкую составляющую, однако известному журналисту и основателю журнала The Paris Review Джорджу Плимптону удалось посетить знаменитого писателя за три года до смерти в его доме в пригороде Гаваны, чтобы взять интервью и описать атмосферу, в которой тот работал. Несмотря на то, что для Эрнеста подготовили специальную мастерскую в квадратной башне, он предпочитал писать в своей спальне, в одной половине которой стояла кровать, а в другой стол и шкафы, заваленные бесчисленными книгами, журналами, газетами, стопками писем и всевозможными безделушками. Захламленная комната указывала на то, что хозяин, хоть и был опрятен, не мог выбросить ничего, чему придавал эмоциональную ценность, будь то холщовый мешочек, полный зубов хищников, резная безделушка с изображением африканских животных, леопардовая шкура, плюшевый игрушечный лев, жираф из деревянных бусин, маленькая жестяная модель биплана ВМС США без одного колеса, чугунная черепашка, два джипа, маленькая венецианская гондола, игрушечный мишка с ключом в спине, обезьянка, несущая пару тарелок, миниатюрная гитара, три рога буйвола, — и, конечно же, разбросанные, рассованные и разложенные повсюду книги.

На одном из шкафов, разместив в узком пространстве между книгами печатную машинку и деревянную доску для чтения, Эрнест и предпочитал работать. В состоянии полной концентрации он обычно писал беспрерывно до полудня, то орудуя карандашом, то стуча по клавишам печатной машинки, двигаясь лишь для того, чтобы переступить с ноги на ногу. Эрнест потел и волновался, когда работа шла хорошо, или же становился раздражительным и грустным, если вдохновение на некоторое время его покидало. Хемингуэй признавался, что ему пришлось 39 раз переписать концовку романа «Прощай, оружие!», прежде чем он, наконец, нашёл верные слова. Как бы то ни было, в полдень он, «чтобы не обманывать себя», отмечал на большой собственноручно сделанной диаграмме количество написанных слов, брал узловатую трость и выходил на улицу, чтобы предстать перед миром тем Хемингуэем, образ которого вошёл в массовую культуру: буйным, беззаботным и наслаждающимся жизнью.

Последние месяцы

Когда 22 января 1961 года Хэмингуэя выписали из больницы, он рад был оказаться снова дома и с энтузиазмом вернулся к прерванной работе. Эрнест даже впервые за долгое время сходил на любимую охоту. К началу мая, однако, почерк писателя стал меняться, в письмах к Хотчнеру он непрерывно на что-то жаловался и всё меньше писал о работе. Наконец в одном из писем он признался: «Я никак не могу закончить эту чёртову книгу. Я хорошо представляю, как всё должно быть, я знаю, что нужно делать, но у меня ничего не получается... Хотч, я не могу закончить книгу. Не могу. Я целый день просидел за этим чёртовым столом, не выходил из комнаты ни на минуту, и всё, что мне удалось, — одно маленькое предложение… Это потрясающая книга, и я не могу её закончить. Понимаешь?» Хемингуэй предпринял несколько попыток суицида, но жена и друзья не позволили писателю расстаться с жизнью. 23 мая Эрнест опять оказался в больничной палате. До конца месяца его снова лечили электрошоком. Встретившись, наконец, с женой, он казался ещё более раздражённым, чем раньше. Эрнест жаловался, что врачи «убили» в нём писателя и его память сильно ослабела, однако все его мании остались с ним.

В конце июня Хемингуэя выписали из больницы, врачи уверяли жену писателя, что тот на 60–70 процентов в норме. На протяжении всей трёхдневной дороги домой Эрнест был весел и, казалось, наслаждался жизнью. Прибыв на место, он с аппетитом поужинал и даже спел вместе с женой её любимую песенку. Утром следующего дня знаменитый писатель застрелился.

P. S.

В начале 1980-х Федеральное бюро расследований рассекретило дело Эрнеста Миллера Хемингуэя. Оказалось, что ФБР действительно следило за писателем ещё с 1940-х годов, после его путешествия на коммунистическую Кубу, где у Эрнеста был даже собственный дом. Слежку проводили по всем правилам, с соглядатаями, жучками, рытьём в мусоре и прослушкой телефонных разговоров. За каждым шагом Хемингуэя наблюдали даже тогда, когда тот находился в клинике.